РОЛЬ АРХАИЧНЫХ ПРИЧАСТИЙ И ДЕЕПРИЧАСТИЙ В ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТАХ М.И. ЦВЕТАЕВОЙ



 

В данной статье исследуется роль архаичных форм причастий и деепричастий в создании идиолекта М.И. Цветаевой, выявлены их семантическая и стилистическая функции в поэтических произведениях автора.

Ключевые слова: идиолект М.И. Цветаевой, идиостиль, церковнославянский язык, грамматические церковнославянизмы, семантика, поэтический текст, архаичные формы, причастия, деепричастия.

Церковнославянизмы, являясь одним из необычных языковых средств создания особенностей поэтического текста, не представляют собой гомогенного пласта лексики. В идиолекте М.И. Цветаевой легко можно выделить, кроме лексического разряда, другой разряд - грамматические церковнославянизмы. Они представляют собой слова разных частей речи, употреблённые в различных устаревших грамматических формах для создания особой стилистической или семантической нагрузки современного поэтического текста.

Бесспорно, важным аспектом языка является его социокультурный слой, или компонент культуры. Это «не просто некая культурная информация, сообщаемая языком. Это неотъемлемое свойство языка, присущее всем его уровням и всем отраслям» [2, с. 15]. Этим объясняется важность рассмотрения семантических особенностей грамматических церковнославянизмов в творчестве М.И. Цветаевой.

Учитывая, что архаические элементы языка выпадают из современной языковой системы, следует отметить, что они обычно стилистически маркированы или как книжные, поэтические, или как просторечные, поэтому одна из их основных функций в художественной литературе - стилистическая. Как отмечает Л.В. Зубова, «с их помощью передается колорит эпохи, создается торжественно-патетическая интонация, они служат средством иронии, комизма» [1, с. 46 ].

Многие устаревшие слова и нормы, которые еще в ХIX в. считались обязательными для поэтического языка, в ХХ и XXI вв. уже не могут рассматриваться как традиционные поэтизмы. Языку современной поэзии чаще всего присуще соответствие нормам живого словоупотребления и грамматики.

Поэзия первой четверти ХХ в. отличается особенно активным поиском выразительных поэтических средств. Эти средства извлекаются из самых разных пластов языка. Экспериментаторство в словоупотреблении и словотворчестве открыло новые возможности. По мнению Л.В. Зубовой, Марина Цветаева, будучи поэтом, не принадлежавшим ни к каким литературным течениям, утверждала: «Там, где может быть перевес формы над содержанием или содержания над формой, там сущность никогда и не ночевала» [3, с. 117]. В стихотворных, драматических и прозаических произведениях М.И. Цветаева отразила особенности языка своей эпохи – языка с неустойчивой, перестраивающейся нормой и черты языка многовековой литературной культуры - русской, античной, западной, особенности языка фольклорного. Поэзия М.И. Цветаевой характеризуется рефлективностью поэтического слова, обновлением утраченных этимологических связей слов, актуализацией не только внутренней формы слова, но и его структуры, словообразовательных и формообразовательных аффиксов [1, с. 47].

Хотя традиционно считается, что в отличие от лексических архаизмов, «исчезнувшие из языка грамматические формы, подобно «ископаемым» животным, к жизни не возвращаются» [4, с. 8], анализ грамматических форм в произведениях М.И. Цветаевой доказывает обратное.

Большинство грамматических форм, используемых Цветаевой, употреблялись как в церковнославянском, так и в древнерусском языках, поэтому иногда затруднительно определить происхождение той или иной формы в конкретном стихотворении. Однако известно, что М.И. Цветаева была довольно хорошо знакома с церковнославянским языком, в то время как памятники древнерусской письменности вряд ли были ей доступны в таком же объеме. Несмотря на то, что в ответе на анкету для предполагавшегося издания библиографического словаря писателей XX века она упоминает «Слово о полку Игореве» как значимую для себя книгу, но этого примера, безусловно, недостаточно для того, чтобы говорить о серьезном влиянии древнерусского языка на ее творчество, тем более что в данном произведении древнерусской литературы часто встречаются и старославянизмы. Многие примеры грамматических архаизмов используются в контексте, актуализирующем семантику возвышенности: в них явно просматриваются библейские реминисценции или даже даны перефразированные цитаты из церковнославянских молитв, богослужебных текстов и т.д. Все это позволяет с большой степенью уверенности предполагать, что подобные грамматические формы были заимствованы Цветаевой из церковнославянского языка, а не из древнерусского.

Особый интерес представляет анализ архаичных форм причастий и деепричастий как переходных лексико-грамматических разрядов, совмещающих глагольные признаки с признаками прилагательных и наречий.

Одним из наиболее выразительных является экзистенциальное значение у причастия от глагола быть, которое, как и форма первого лица (есмь), выпадает из системы современного русского языка: «Старец, сущ –/ Сын твой!» [3, с. 684]. «Ибо в призрачном доме/ Сем - призрак ты, сущий, а явь - / Я, мертвая…» [3, с. 231]. «Между мнимыми - ниц! - сущая,/ Не задушена вашими тушами,/ Ду-ша». [3, с. 219].

Использование архаичных краткой и полной форм данного причастия акцентируют на семантику этих форм в поэтическом тексте М.И. Цветаевой: сущий – ‘существующий в данный момент, бытующий, ощущаемый; тот, который есть’. В данной форме соединены глагольные признаки и признаки прилагательного: она характеризует либо существительное, либо местоимение.

Форма причастия сущий (сущ) является редким примером такого грамматического церковнославянизма, который не имеет аналогов в древнерусском языке.

Близость архаичных деепричастий к причастиям нашла отражение и в использовании этих форм в произведениях М.И. Цветаевой. Причём, вслед за Л.В. Зубовой, отметим, что эта близость может проявляться в том, что деепричастный оборот может выполнять функцию определения при подлежащем: «Многих ставши отцом,/ Царь единого блюсть не вправе». [3, с. 635].

Однако глагольные признаки, присущие деепричастию, порождают такую его функцию в предложении, которую можно интерпретировать как использование архаичного деепричастия в качестве самостоятельного сказуемого: «Так, над вашей игрой – крупною,/ (Между трупами - и – куклами) / Не общупана, не куплена, / Полыхая и пля-ша – / Шестикрылая, ра-душная, / Между мнимыми - ниц! – сущая, /Не задушена вашими тушами, / Ду-ша!» [3, с. 219].

Но основная функция деепричастия – это его использование в качестве второстепенного сказуемого, т.к. оно, как известно, обозначает добавочное действие при основном действии, выраженном сказуемым.

Особый интерес представляет такой случай, когда деепричастие как второстепенное сказуемое и основное сказуемое в предложении относятся к разным подлежащим Подобный пример можно наблюдать в следующем отрывке: «Поэтов путь: жжя, а не согревая,/ Рвя, а не взращивая - взрыв и взлом - / Твоя стезя, гривастая кривая,/ Не предугадана календарем!» [3, с. 232]. Кроме того, деепричастия в последнем примере можно интерпретировать и как самостоятельные сказуемые.

Другая особенность использования архаичных форм деепричастий в произведениях М.И. Цветаевой заключается в том, что прошедшее время деепричастия иногда может быть образовано от глаголов несовершенного вида, а настоящее время - от глаголов совершенного вида, что не соответствует современным нормам языка. Примерами деепричастий, относящихся к прошедшему времени, являются следующие: «Пасть и пастись, зарываясь носом/ В траву - да был совершенно здрав/ Тот государь Навуходоносор - /Землю рыв, стебли ев, траву жрав...» [3, с. 555]. «Книгу вечности на людских устах/ Не вотще листав...» [3, с. 210].

К деепричастиям, характеризующим настоящее время, можно отнести следующие: «Сидит, приосанясь...» [3, с. 406]. «Уж разное шепчешь./ Рот жадный ощеря». [3, с. 406].

Во всех этих случаях акцент делается на семантическую составляющую значения, благодаря необычности формы слова, что само по себе привлекает особое внимание читателя. Стилистическая составляющая в этом случае выступает, в основном, в качестве фона. Однако если форма причастия или деепричастия является недостаточно забытой в языке, то на первый план обычно выступает её стилистическая, а не семантическая функция [1, с. 59].

Таким образом, семантическая маркированность рассмотренных выше архаичных форм причастий и деепричастий в произведениях М.И. Цветаевой обусловлена их древностью, отсутствием употребления в современном русском языке, а также часто их стилистической окрашенностью. Однако в тех случаях, когда форма причастия или деепричастия сравнительно недавно использовалась в качестве обычной, живой, она имеет преимущественно стилистическую, а не семантическую маркированность. Использование М.И. Цветаевой архаичных форм причастий и деепричастий в поэтических произведениях создает особые черты идиостиля поэта.

 

Библиографический список

1. Зубова Л.В. О семантической функции грамматических архаизмов в поэзии М. Цветаевой // Вопросы стилистики. Функциональные стили русского языка и методы их изучения. Саратов, 1982.

2. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2008.

3. Цветаева М.И. Избранные произведения. М., 1965.

4. Шмелев Д.Н. Архаические формы в современном русском языке. М., 1960.

 

Е.Н. Рядчикова, В.В. Руцкая


Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 627; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!