Автор благодарит владельцев за предоставленные фотографии. 10 страница
А папу нашего зовут Юлиан Сосфенович. Он всю жизнь работал партийным руководителем. Закончил партийную школу в Москве. Сколько его помню, папа все время писал партийные доклады. Возможно, из него вышел бы неплохой писатель. Он может рассказывать одну историю каждый раз с такими дополнениями! Все время ходил на работу. Дома бывал вечерами. Любимое занятие — газеты. Это остается и сейчас. Попробуй я прочитать газеты вперед него. Буря у почтового ящика! Он до сих пор верит всему, что печатают в газетах. Иногда в газетах пишут и о нем. Естественно, когда пишут о Юре. Тот, я смотрю, в одной статье скажет про маму, а в другой обязательно про папу. Чтоб никому не было обидно. Дипломат. Папа, если его не трогать, человек мягкий, а тронь — жесткий. Обидеть себя не даст. И даже не признается, если не прав, когда дело касается лично его. У нас с ним бывали такие баталии! Политические. Сейчас я уже на эти темы не разговариваю. Вообще папа человек, любящий своих детей. Но сейчас он больше всего любит свою внучку. Мы тут Машу покрестили. Позвонили ему:
— Все хорошо, только появился насморк.
На следующий день дед звонил с утра пораньше. И все вопросы о здоровье внучки. Тут, должно быть, имеет значение следующее. Как считает мама, то, что он нам недодал, стремится отдать внучке. У родителей всегда не хватает времени на детей. Другое дело дедушки. У меня на мою Машу тоже не хватает времени, все какие-то дела.
|
|
|
А с Юрой мы все время вместе. Но школьные годы помню плохо. Тогда был не так популярен телевизор, мы чаще слушали радио. Учеба у меня шла легко. Я попадала в хороший класс. А Юре не везло. В его классе учились дети работников кондитерских фабрик, местных советских и партийных деятелей. И учительница дифферинцировала своих учеников по качеству машин их родителей. Мама часто ходила в школу к Юре. Его все время ругали. Классная руководительница сделала большие глаза:
— Юру в институт?! Да ему только в ПТУ. На большее не потянет.
А у нас в классе обошлось без детей начальников. И классная руководительница была молодой. Так что мне повезло. Но школа у нас была одной. Номер один города Уфы. Обычная. Старое двухэтажное здание. Но когда мы пошли в школу, была пристроена пятиэтажка. Большой спортзал. Как обычно. Но вот что интересно. Если говорить об атмосфере.
Я была активисткой, секретарем комсомольской организиции школы, но я, как только закончила школу, так больше ни разу там и не была. Мне не хотелось туда. Мне хотелось увидеться с двумя-тремя учителями, а чтоб в школу — нет. Слишком много было фальши. И лицемерие уже понималось.
С Юрой тоже школа поступила нехорошо. Когда появились статьи типа «Менестрель с чужого голоса», школа номер один, наша школа, родная Юрина школа в городе Уфе организовала целое письмо, под которым подписались многие преподаватели и школьники. Суть примитивна: им стыдно, что такой человек, как Юра, учился в их первой уфимской школе. А потом, когда все изменилось, Юра стал известен, звонит их классный
|
|
|
руководитель:
— Мы очень хотим пригласить Юру в школу на вечер выпускников.
И столько всякого подхалимажного было наговорено... А Юра в тот момент не был дома, по-моему, ездил в Питер. Обо мне же вообще не было сказано ни слова, словно я тут и не училась. И только в конце, как милостыня: «Ну,
и ты приходи».
Я ничего не сказала, да и что тут скажешь. Все лучшее к школе во мне было убито. Насколько мы все-таки воспитывались наивными, чистыми, верящими в комсомол. Во все свято верили. Я лично вышла из школы
розовой, в розовых очках. Как эти учителя на меня дышали: «Наташа, Наташа!» И потом, после школы, получить такое... Обо мне можно говорить и вспоминать, как только о сестре известного певца. Но я не обижаюсь.
Вообще, интересно вспомнить, с чего у Юры все началось. Появились первые кассеты «Битлз». Подпольные, жутко записанные. Я тогда была очень
|
|
|
маленькой, и музыка эта меня не волновала вообще. Я пела песни своих родителей: «Старый клен стучит в окно», «Крутится-вертится шар голубой». Я потом своей дочке, моей маленькой Маше, пела песни тех же лет. Кстати, «Крутится-вертится шар голубой» была нашей любимой семейной песней. Еще в Нальчике мы с Юрой, мамой и папой гуляли в парке и не просто кричали, а орали ее. В Нальчике я пошла в школу и закончила два класса. А Юра четыре. В Нальчике у Юры была очень хорошая учительница. И Юра учился хорошо. Он так ее любил, что даже я помню, как ее зовут — Любовь Васильевна! Свою не помню, а его запомнила. Я в первом классе училась вообще оригинально. По рассказам мамы, могла встать посреди урока и на вопрос учительницы: «Куда?» — ответить: «Домой». Тетенька заявляла маме, что я специально над ней издеваюсь. До сих пор не могу понять, почему я это делала ребенком. Может, взрослая учительница была слишком нервной? Мы же тогда были тихими, закомплексованными. Как говорили, воспитанными.
Но вернемся обратно в Уфу. Из музыки, как и везде, первыми там зазвучали «Битлз». Юра с приятелями, где-то в седьмом классе начал выпиливать из ДСП гитары. А потом Юре купили настоящую, но маленькую дамскую гитару. Мы как-то с ним дрались, и я схватила гитару за гриф, и...
|
|
|
он отломился! Гриф у основания сломался. Ой, что тогда было! Это мне запомнилось очень хорошо. Он просто заплакал, настолько для него была тяжела потеря гитары. Недавно приезжал Сережа Морозов, мы с ним вечером вспоминали этот эпизод. Детские конфликты случались. Мы запросто дрались, что в том возрасте вполне естественно. Юра только все время кричал, чтобы я не отбивалась ногами. Руки у меня были слабыми. Но я же занималась четыре года балетом, и ноги, видимо, были сильными. И, должно быть, хорошо пиналась.
Когда не помню, но купили большую гитару. Он играл в школьном ансамбле. Этот ансамбль даже не имел названия. Просто собирались и играли. А в девятом классе появился ансамбль «Вектор». Мы поехали на трудовую практику: я после седьмого, а Юра после девятого — в Крым. Работали на розовых плантациях. Собирали розы. Вот тогда у них был ансамбль, и первая Юрина фотография с мальчиками-музыкантами как раз того времени. Снимок сделан на вокзале в Симферополе, перед посадкой на поезд. Пели они тогда «Алешкину любовь», песни из «Поющих гитар», «Веселых ребят», «Битлз», «Ролинг Стоунз». Потом они играли на школьных вечерах. Знакомые девчонки просили меня заказать музыку, я подходила к Юре и просила
исполнить, что надо. Конечно, я очень этим гордилась. Любая бы девчонка этим гордилась. Как же, брат играет!
Был такой период, когда Юра поступил в институт, потом уехал на Север. Видимо, в этот момент зазвучали его самостоятельные песни впервые. Я не помню, как он начал петь свои вещи. У меня тоже было непросто: закончила школу, не поступила на дневное. Не поступила, потому как в то время в наш университет шел набор только национальных татарских кадров. Делалось это так: во время экзамена к преподавателю подходили со списком фамилий абитуриентов и указывали, на кого надо обратить внимание.
Я забрала документы из университета и поступила на вечернее отделение
в авиационный институт. В принципе, мне было все равно. Такой у меня был период. Тот момент, когда Юра начал петь свои песни, я пропустила. А услышала уже в пединституте. Был смотр художественной самодеятельности от худграфа, он пел песню «Не стреляй!». Я даже зал этот помню. И песню эту помню. Зал был студенческим. Юра пел очень хорошо. Помню, как он дома репетировал. Помню, как нашел эти стихи английского поэта. Помню, как подбирал музыку. Я была страшно горда. Мне тогда это очень понравилось. Вот с того момента я уже помню, с этого выступления. Зал его встречал очень хорошо. Тогда и начались первые места на смотрах. Сначала художественной самодеятельности, потом на различных студенческих фестивалях. Так все началось.
Если, конечно, не считать того, что на Колыме он уже играл в ансамбле
и там начал сочинять. Но об этом времени он мне не рассказывал. Как в институт поступил, так особо доверительных разговоров о его творчестве больше не было. Юра же у нас такой — он с чужими людьми и то больше говорит.
Но, конечно, человек, который пишет свою музыку и поет песни вроде «Не стреляй!» — это не тот парень, что занимается комсомольской деятельностью... Он был очень самостоятельным человеком и часто влипал в какие-то драки. Все это было в пединституте. Придет, полежит побитым, поможем посводить синяки, ссадины... Сам он ничего не рассказывал. Только краем уха то оттуда, то отсюда услышишь, что Юра то да се натворил. Удивишься, конечно. Это я раньше бросалась в защиту сразу, а сейчас
перекипишь — и ладно.
Настал момент, когда Юра с ребятами начал создавать ансамбль. В сквере встретились с Ниязом. Тот играл в ресторане. Они пригласили Юру к себе в качестве гитариста. И он пошел в ресторан «Агидель» на улице Ленина.
Там, где мы живем. Недалеко, буквально в двух кварталах. Рядом с пединститутом. А потом, как мне кажется, эти же ребята играли в Доме культуры от завода «Нефтяник», что тоже недалеко от нас. Какой-то трудно вспоминаемый период. Четкой линии не проходит, потому как своих проблем хватало. Дальше события развивались спокойно. Уже было ясно, что Юра работает творчески, играет. Я всегда его признавала, с этим для меня проблем не было. А вот мощный эмоциональный удар получили мы все после начала публикаций в прессе. Статья «Менестрель с чужого голоса». После нее даже от меня многие друзья отворачивались. А кто я, собственно говоря? Просто сестра. Я работала уже на заводе по распределению института, и даже со мной люди какое-то время не общались. Город гудел. Знакомые перестали звонить. Прекратили заходить. Что мы делали? Переживали. Мама ходила в обком комсомола, что было абсолютно ненужным. А Эльмира, она тоже училась в нашей первой школе когда-то, начала собирать подписи. А потом появилась вторая статья: «Когда срывается маска». Серия ответов возмущенных людей тем, какой Юра все-таки подлец. Последний человек. Эльмира рассказывала, как одна молоденькая барышня в школе выразила свое мнение:
— Таких, как Юра, убивать надо.
Сказано это было на комсомольском собрании. Тогда были организованы комсомольские собрания в школах, в различных творческих коллективах и даже на заводах.
Семья, конечно же, стояла на стороне Юры. Мы понимали, какой он, к черту, «агент Ватикана» и вообще, что это такое. Конечно, было тяжело... И сейчас-то, когда про него напишут что-нибудь плохое, пусть и заслуженно
— может, действительно, с кем-то жестко обошелся и человек обиделся — все равно больно и обидно. Неправду написали. Юра не такой! Юра лучше! Немного перескочу во времени. Недавно в уфимской прессе появилась заметочка «Мерседес или Шевчук». Якобы в День города зам мэра, позвонив «ДДТ» из Уфы в Петербург, была несколько озадачена. Чем? В начале заметки говорилось о том, что нынче Юра живет хорошо, ни в чем не нуждается. И потому, звоня в Петербург, дама даже не думала о финансовой стороне дела. Надо полагать, она считала, что стоит только Шевчуку услышать приглашение из Уфы, как он тут же поспешит. Однако разговор происходил с кем-то из административной группы. Дама услышала слово «мерседес», а также некоторые финансовые требования. В ответ дама сказала, что город не сможет дать такую сумму. И якобы получила ответ: «Любимый город
может спать спокойно. За предложенную сумму Шевчук не приедет». Надо же было очень быстро сообразить, связаться с журналистами, чтобы все это
в таком виде представить публике. Лично я думала, что у Юры в Уфе таких врагов уже не осталось. Что, собственно, с ним враждовать? А выходит, что кому-то все равно хочется. Выискивают всякие мелочи. Мы с отцом по поводу этого «Мерседеса» даже сильно повздорили. Ведь все это говорил не Юра. Отца же возмущало, как они могли так ответить. Ведь человек же им звонил!
— Папа, ты сначала поговори с Юрой. Узнай, кто что сказал. Ты же знаешь, что Юре все равно, какая машина, разве только что не «Запорожец». Какой уж тут «Мерседес»! Пришлите любую, и вопрос решен.
Короче, у меня сложилось впечатление, что ему не прощают и не простили. Что ему не простили? Говорят, не могут простить «Периферию», что оболгал Башкирию, что и деревни у нас не грязные, и солдаты у нас не пьяные... В ответной статье «Когда срывается маска» возмущенные тогда как раз писали, что Юра исказил действительность, нашу жизнь. Писали ведь не старые. Писали молодые. Пришедшие из армии. А из армии приходят люди в большинстве случаев надломленными. Из всей статьи две-три фразы были
в защиту Юры. Выход из этого положения был таков. Юра уехал в Череповец. Потом была Москва. Еще что-то. То есть он уехал из Уфы. Жил трудно. Я это, конечно, чувствовала. Ну как может жить человек, у которого нет ни квартиры, ни места, где можно отдохнуть, привести себя в порядок? Когда он жил в Москве, как потом рассказывал, целый месяц питался рожками. Разве это жизнь! Человек, который привык жить в нормальных условиях, ухоженным, нормально кушать.
Потом он несколько раз съездил в Питер. Познакомился с людьми и переехал туда совсем. Там он без конца снимал квартиры. Вначале жил в Певческом переулке. Я помню, приезжала к нему тогда. В Питере была впервые. Юра меня встречал. Зашел в вагон. И первое, о чем спросил, было:
— Борща сваришь?
Взял мою сумку. Вот это — первая фраза, которой он встретил сестру, с которой так долго не виделся. Меня это поразило. Мы вышли на станции метро «Горьковская» и до Певческого переулка шли через множество овощных ларьков. Пока шли, он все закупал:
— Дайте нам помидоров, капусты, всяких травок. Сестра приехала, борща сварит.
Купили мяса. И я сварила ему борщ. Представляете, какая у него тогда была жизнь?! Человек не видел свою сестру полтора года, но он не стал спрашивать, как я живу, он попросил борщ сварить. Я просто думаю, что привезла ему ощущение дома. Хотя, что такое дом для Юры... Вот когда он работал учителем в деревне, у него было хорошее жилье. Но домом это назвать нельзя. Он каждую неделю приезжал домой. Там была запись на «Камертон». Мы напихивали пирогов, собирали разной еды — и он уезжал
в деревню. И все, что он написал в «Периферии», взято не с потолка. Он ведь сам видел, как живут в этой деревне. И все, что написал, все там было, все правда. Ему не могут простить, собственно, его таланта, того, что он так реально описал все, что творится в деревне. А им хотелось это приукрасить. На полках в магазинах этих деревень кроме бычков в томате увидеть было ничего нельзя. Чему уж тут удивляться, чем возмущаться?
А впервые я увидела его в Петербурге уже с новым составом «ДДТ». И, честно признаюсь, было ощущение особой радости. Когда я приехала сюда
в первый раз, он искал гитариста. При мне ему сказали как раз про Вадика Курылева. Вот так нашелся гитарист. Помню первый фестиваль, на котором выступал Юра. Я просто три года подряд ездила сюда на фестивали. Надо честно признаться, для меня, домашней девочки, это было жуткое сборище. Я уже к тому времени закончила три курса вечернего института, перешла на дневное, проучилась на дневном, по распределению пошла работать инженером-технологом в механический цех. Заводская работа. Приходишь
в цех, спрашиваешь у дяди Васи, как ему удобнее эту деталь разработать. Он рассказывает. Но так, как он рассказывает, так можно, но медленнее и некачественнее. Ты идешь, пишешь технологию обработки, как надо, а дядя Вася все равно делает, как ему хочется. Вот такими были мои песни. Судьба советского инженера. И продолжалась она пять лет. А потом мне все это надоело. В тот год Юра часто приезжал с концертами. Он подарил мне путевку во Владивосток. Круиз до Сахалина и обратно. Съездила я в этот круиз и так не захотелось возвращаться на завод. Взяла отпуск и даже не пришла за документами, подруга уволила...
Как Юриной сестре, ко мне было много внимания. Это мне не нравилось. Не очень-то приятно, когда на тебя показывают пальцем и говорят, чья ты сестра. Мне это неприятно, хотя знаю многих, кто склонен гордиться достижениями родственников. Но ведь я не только чья-то сестра. Я еще и человек сама по себе и, смею надеяться, личность. Я, конечно, понимаю, что младшая сестра и знаменитый старший брат в глазах других могут стоять
только в ранге брат-сестра и никак не наоборот. Теперь мне это даже иногда помогает. Когда люди узнают, относятся более внимательно и даже душевнее.
В этом сказывается интерес и любовь людей к Юре, к тому, что он делает. В первый раз после долгих перипетий брат, наконец, приехал в Уфу. Концерт был на стадионе. Вероятно, Юра к этому очень тщательно готовился. Сначала он приехал один. Они с Эльмирой где-то раздобыли национальные костюмы в таком виде поехали встречать музыкантов в аэропорт. Национальные одежды. Лисьи шапки. Каравай. А моей областью в тот момент была кухня. Я готовилась к их большому приезду на кухне. Наварили, естественно, всего, чего можно. А тут оказалось, что среди них есть Гена Зайцев, ну, просто злостный вегетарианец. Гене пришлось сделать салатики, винегретики. На столе, в общем-то, было все, как всегда. Борщ. Я бы даже сказала рецепт, да уж проверено: так, как надо, все равно не получится. То же самое и с любимым Юриным пирогом с яблоками. Эти пироги у нас всегда.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 195; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!