Старики оказались правы. К вечеру фрицы вторично заняли Разгуляевку – усталые, подавленные и злые.



Глава двадцать шестая

Чумной» фриц

Растянутыми колоннами, небольшими группами и отдельными человеческими особями с запада на восток через Разгуляевку шли потрёпанные в боях фашистские вояки. Шли немцы, австрийцы, итальянцы. Шли те, кто лишь несколько месяцев назад чувствовал себя вершителем судеб мира, победителем России, покорителем её огромных пространств. Повоевав на этой земле, пройдя многие километры по её бесконечным дорогам, пересекающим неприметные степные речки и обходящим бездонные овраги, теперь они поняли всю меру своей самонадеянности. Утрамбовывая снег огромными неуклюжими башмаками, утеплёнными соломой – венец немецкой изобретательности и свидетельство заботы фюрера о своих солдатах, они плелись, напялив на себя всё, что удалось отнять у местных жителей: шапки и свитера, женские кофты и платки, детские шарфики и одеяла, которые они набрасывали поверх шинелей. Позвякивая оружием и котелками, они шли молча, съёжившись от холода, сгорбившись от осознания безысходности своего положения и выдыхая из голодных глоток пар, который тут же оседал инеем на их небритых физиономиях, делая завоевателей удивительно похожими друг на друга. Они двигались пешком. Их могучая техника, предмет их особой гордости – та самая техника, на которой, стремительно форсировав Дон, они рванулись в конце августа к Волге в обхват Сталинграда – была частично уничтожена в боях, а по большей части, оставшись без горючего, оказалась погребенной под снегом на обочинах дорог и в казацких селениях.

Они шли, стараясь не смотреть по сторонам. Ибо земля, которая совсем недавно влекла их к себе, теперь их пугала.

Последний самолёт с продуктами для окружённых прорвался в небо над Разгуляевкой в двадцатых числах декабря и, торопливо побросав посылки в снег, тут же улетел. К посылкам, обгоняя друг друга, рванулись и те фрицы, что шли по дороге, и те, что высыпали из жилищ на звук самолёта. Но следом к месту приземления посылок была выслана специальная команда, которая окружила это место и пресекла солдатскую самодеятельность.

К транспортному самолёту, появившемуся в сопровождении двух советских истребителей, не побежал никто. Транспорт жался к земле, а истребители, сделав разворот, заходили на него сверху. Лишь по звёздам на хвостовых оперениях да ещё по тому, как удирал от них фашистский лётчик, можно было понять, что это наши истребители. Раньше таких никто здесь и не видел! Они совсем не походили на тупоносых фанерных «ишачков». Атака заняла несколько секунд. Один за другим истребители скользнули вниз и застрочили пулемётами. А у самой земли, оставив позади горящую вражескую машину, взорвали воздух гулом своих моторов и, «свечой» уйдя вверх, скрылись за облаками.

Взрыв от рухнувшего на землю фашистского транспорта ещё стоял в ушах, когда истребители вынырнули из облаков и длинными пулемётными очередями рассеяли шедшую по дороге колонну вражеских солдат…

Впервые этого немца Генка увидел на пороге дома своей тётки.

Смеркалось. Генка стоял у окна летней кухни и смотрел на крыльцо тёткиного дома. С полчаса назад немцы позвали Галину Петровну убраться в комнатах и истопить печь. И теперь в своём доме она работала на фрицев. А Генкина мать ушла ещё утром, сказав, что к комендантскому часу вернётся. Генка знал, что ушла она проведать Болотова, которого прятала теперь Клавдия Осокина. Так что Генка был в летней кухне один, если, конечно, не считать двоюродного брата, который спал, а значит, не доставлял Генке никаких хлопот. Всего-то и дел было у Генки, что подсыпать время от времени в печку уголь и ждать. Ждать свою мать, которой пора было возвращаться. Ждать тётку, которая, вроде бы, была совсем близко, но всё равно, что за тридевять земель – «в гостях» у немцев.

Последние дни фрицы из дома не вылезали. Они не утруждали себя даже дойти до туалета, а делали все свои дела прямо с крыльца. Снег вокруг крыльца был изукрашен лимонными разводами. Когда «квартиранты» начинали подмерзать, кто-нибудь из них выскакивал на крыльцо и кричал в сторону летней кухни: «Рус! Матка! Печка!». Это и означало, что Галина Петровна должна идти к ним: нести дрова, выгребать золу, снова растапливать печь. Возвращалась она из собственного дома всякий раз сгорбившись, будто больная. Говорила, что жрать фрицам нечего, зато они где-то раздобыли спирту. Все пятеро пьяные, играют в карты, блюют, ругаются меж собой. В комнатах беспорядок, грязь и вонь.

Прислушиваясь к пьяным голосам, доносившимся из дома, и с нарастающей тревогой думая о своей матери, Генка не заметил, как этот фриц вошёл в калитку, и увидел его уже на крыльце: высокая полусогнутая фигура в заскорузлой от холода шинели, натянутые на уши борта пилотки, рука, готовая постучать в дверь. Фриц как фриц. От других его отличал разве что рост да ещё то, что на нём не было ничего лишнего, только своё – немецкое, солдатское. Обратив на это внимание, следом Генка обнаружил, что пришелец был без оружия. Ни винтовки, ни автомата, ни даже кинжала. Поднятая рука нерешительно повисла в воздухе. Немец, похоже, размышлял: стучать ему или не стучать.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 147; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!