Сновидение о монографии по ботанике

⇐ ПредыдущаяСтр 18 из 36Следующая ⇒

Я написал монографию об одном растении. Книга лежит передо мною, я переворачиваю страницу с красочными изображениями и схемами. В каждой книге лежит засушенный экземпляр растения, словно его взяли из гербария.

Анализ

Накануне утром в витрине одного книжного магазина я увидел новую книгу с заглавием: «Виды цикламена» — скорее всего, это была монография, посвященная этому растению.

Насколько я помню, цикламены – любимые цветы моей жены, и я упрекнул себя за то, что так редко дарю ей цветы, которые она любит. При мысли «дарить цветы» я вспоминаю об одном эпизоде, о котором я недавно рассказывал в кругу друзей в качестве доказательства моего утверждения, что если о чем-то забывают, то тем самым бессознательно преследуют некую цель, и так можно догадаться о скрытых намерениях того, кто о чем-то забыл. Одна молодая женщина привыкла, что на день рождения ее муж всегда дарит ей цветы, а в этом году букета не было, и она горько расплакалась. Пришел ее муж и не смог понять, отчего она плачет, пока она ему не сказала: «Сегодня же мой день рождения». Он хлопает себя по лбу и восклицает: «Прости, я совершенно забыл, сейчас пойду куплю цветы». Но это ее не утешает, потому что забывчивость ее мужа доказывает, что он больше не думает о ней так, как прежде. Моя жена на днях повстречалась с этой дамой, та рассказала ей, что чувствует себя хорошо, и спросила, как мои дела. Несколько лет тому назад она была моей пациенткой.

Теперь раскручиваем этот клубок заново: я действительно когда-то написал что-то вроде монографии об одном растении — исследование свойств растения «кока» (Freud, 1884e), и эта работа привлекла внимание К. Коллера, который заинтересовался анестезирующими свойствами кокаина. Я упомянул об этом применении алкалоида в своей работе, но не провел детального исследования. Я вспомнил, что наутро после того, как мне это приснилось, – до вечера у меня не было времени на толкование этого сновидения, – я размышлял о кокаине, погрузившись в некое подобие сновидения. Я думал о том, что если бы у меня обнаружили глаукому, то я бы отправился в Берлин к своему другу [Флиссу], чтобы в его доме меня прооперировал врач, которого он мне рекомендовал, и при этом остался инкогнито. Врач бы не знал, кого именно он оперирует, и он стал бы, наверное, говорить о том, как просто теперь оперировать с того момента, как стали использовать кокаин; я не подал бы и виду, что сам имею отношение к этому открытию. Потом меня посетили мысли о том, как неловко врачу обращаться за помощью к своим коллегам. Офтальмолог в Берлине со мной бы не был знаком, и я в состоянии был бы оплатить лечение у него. Именно после того, как я так замечтался наяву, мне стало понятно, какое именно событие спровоцировало эти размышления. Вскоре после открытия Коллера у моего отца обнаружили глаукому, и его друг-офтальмолог, доктор Кенигштейн, сделал ему операцию; а доктор Коллер отвечал за анестезию с помощью кокаина, заметив, что в этой операции принимают участие все, кто внес свой вклад в открытие анестезирующих свойств кокаина.

Я продолжаю вспоминать, когда же я в последний раз вспомнил об этой истории с кокаином. Это произошло несколько дней тому назад, когда я читал сборник работ студентов, выпущенный к юбилею их учителя и заведующего лабораторией. В числе прочих заслуг этой лаборатории я обнаружил, что именно в этой лаборатории Коллер открыл анестезирующие свойства кокаина. Я вдруг понимаю, что мое сновидение связано с одним из событий предыдущего вечера. Мы возвращались домой вместе с доктором Кенигштейном и вели разговор по поводу одного вопроса, который всегда вызывает у меня живой интерес. В дверях его дома к нам присоединился профессор Гертнера («Gartner» в переводе с немецкого языка означает «садовник») и его молодая жена. Я не удержался от комплимента, выразив восхищение их цветущим видом. Но профессор Гертнер был одним из авторов того сборника, о котором я только что упоминал; из-за него я, наверное, об этом сборнике и вспомнил. Про госпожу Л., об испорченном дне рождения которой я уже рассказывал, мы с доктором Кенигштейном тоже разговаривали, но речь там шла совсем не об этом.

Я попробую интерпретировать и другие элементы моего сновидения. В томике этой монографии были засушенные экземпляры растений, как в гербарии. Это напомнило мне про мои школьные годы. Директор нашей гимназии однажды собрал учеников старших классов и поручил навести порядок в гербарии нашего кабинета по ботанике. Там завелись книжные черви. Мне он не особенно доверял и потому поручил проверить лишь несколько страниц. Я до сих пор помню, что это был раздел, посвященный крестоцветным. Ботаникой я никогда особенно не интересовался. На экзамене по этому предмету я вытащил билет про крестоцветные, и я их не смог идентифицировать. Я, наверное, провалился бы, если бы меня не выручили мои теоретические познания. От крестоцветных я перехожу к сложноцветным. Артишоки, которые могу считать своими любимыми растениями, тоже сложноцветные. Моя жена более щедрая, чем я, и она часто покупает их для меня на рынке.

Я вижу перед собой мою собственную монографию. И это тоже наводит меня на мысли. Один мой друг [Флисс] прислал мне вчера письмо из Берлина, где проявил свой талант к визуализации: «Твоя книга о сновидениях страшно интересует меня, я так и вижу ее уже перед собой, мне кажется, что я даже ее перелистываю»^[112]. Как я завидовал этому его дару ясновидения! Вот бы мне увидеть ее уже в напечатанном виде!

Складные цветные изображения растений. В студенческие годы я постоянно старался изучать медицину не по учебникам, а по монографиям, у меня в то время, несмотря на стесненные средства, было много медицинских атласов, и меня неизменно восхищали цветные иллюстрации и схемы. Я гордился тем, какой я старательный и добросовестный студент. Когда я сам стал публиковать свои труды, то пришлось самому рисовать таблицы, и я помню, что одна из них получилась так ужасно, что один мой коллега от души потешался надо мной. Здесь же, непонятно как, всплывает и еще одно мое раннее детское воспоминание. Мой отец для смеху отдал мне и моей старшей сестре книгу с цветными иллюстрациями (где речь шла о путешествии в Персию) и велел нам разорвать ее. Непонятно, из каких воспитательных соображений! Мне было тогда пять лет, а сестре три года, и этот эпизод, когда мы, дети, беззаботно распотрошили книгу (лист за листом, как артишоки, я бы сказал), был почти единственным динамичным воспоминанием тех лет. Став студентом, я полюбил собирать книги, и это стало такой же моей страстью, что и чтение монографий: моим любимым хобби. (Любимыми были уже цикламены и артишоки.) Я превратился в книжного червя. Да я всегда им и был, с тех пор как себя помню, с самого раннего детства. Но в будущем эта сцена из детства стала «фоновым воспоминанием», а потом я стал самым настоящим библиофилом^[113]. Когда мне было 17 лет, я задолжал в книжном магазине и не смог расплатиться; мой отец с трудом воспринял мои оправдания, что я потратился именно на книги, а не на что-то менее достойное. Это воспоминание ранних лет юности напомнило мне о разговоре с моим другом, доктором Кенигштейном, поскольку мы обсуждали тот же самый вопрос – как я полностью отдался своим излюбленным увлечениям.

По некоторым причинам я не буду продолжать толкование этого сновидения, а лишь намечу его дальнейшие этапы. Разговор с д-ром Кенигшгейном подсказал мне еще одно направление для размышлений. Когда я вспоминаю, о чем мы с ним разговаривали, я начинаю понимать смысл моего сновидения. Все темы сновидения: увлечения моей жены и мои собственные, кокаин, неловкое чувство, возникающее оттого, что обращаешься за медицинской помощью к коллегам, мое увлечение монографиями и отсутствие интереса к некоторым отраслям науки, например к ботанике, – все эти темы для размышления, когда даешь им дальнейшее развитие, так или иначе возвращают меня к воспоминаниям о разговоре с доктором Кенигштейном. И снова это сновидение – как и то, про инъекцию Ирме, – приобретает оправдательный характер, защищая мои права. В нем, безусловно, развивается та тема, которая проявилась в более раннем сне, и осмысливается применительно к тому свежему материалу, который был получен в промежуток времени между двумя этими сновидениями. Похоже, что даже сама по себе нейтральная форма этого сновидения приобретает особый смысл. И он заключается вот в чем: «В конце концов, я – автор довольно ценного исследования (о кокаине), и, точно так же, как и в том первом сне, я словно говорю о себе: я – способный и прилежный студент». В обоих этих случаях я словно утверждаю: «Я имею на это право». Я не буду продолжать толкование этого сновидения, так как я лишь стремился на его примере продемонстрировать взаимоотношение сновидения и событий предыдущего дня, которые его спровоцировали. Пока я осознавал лишь лежащее на поверхности содержание этого сновидения, оно указывало на одно-единственноесобытие дня накануне сновидения; после же анализа нашелся и другой его источник в другом переживании того же дня. Но, продолжив анализ, я обнаружил второй источник сновидения, который был связан с другими событиями дня накануне. Первое из этих двух впечатлений, с которыми был связан сон, было нейтральным, второстепенным: когда я увидел книгу в витрине магазина, прочел ее заглавие, но ее содержание меня не заинтересовало. А вот второе переживание имело гораздо большее психологическое значение: я почти целый час беседовал с моим другом, хирургом-офтальмологом, в этом разговоре мы обсудили важнейший вопрос, который касался нас обоих, в связи с которым в моей памяти всплыло одно давно забытое воспоминание. Более того, этот разговор прервала встреча с нашими знакомыми.

Возникает вопрос, как же связаны оба эти впечатления прошедшего дня друг с другом и с тем, что мне приснилось в эту ночь? В лежащем на поверхности содержании сновидения содержится намек только на нейтральное впечатление, что, похоже, подтверждает предположение о том, что мечты в основном строятся из ничего не значащих деталей, связанных с состоянием бодрствования. Но все направления интерпретации привели меня к важному впечатлению, которое, по всей видимости, глубоко затронуло мои чувства. В том смысле, в котором производится интерпретация сновидения, насколько это может быть справедливым, на основе его латентного содержания, вскрытого при его анализе, неожиданно выяснилась одна новая и неожиданная подробность. Потерял смысл вопрос о том, отчего в снах всплывают лишь бессмысленные фрагменты чего-то, пережитого в состоянии бодрствования; и теперь нельзя утверждать, что все происходящее в состоянии бодрствования не продолжает жить в снах и что поэтому сны – это чисто физиологическая деятельность, в которой задействован бессмысленный материал. Верно как раз обратное: наши мысли в сновидениях управляются тем же самым материалом, что и в состоянии бодрствования, который представлялся для нас значимым, и мы видим лишь те сновидения, которые спровоцированы нашими размышлениями в состоянии бодрствования.

Отчего же тогда, если мое сновидение было спровоцировано впечатлениями прошедшего дня, которые меня так взволновали, мне, тем не менее, приснилось что-то совершенно другое? Без сомнения, самое очевидное объяснение заключается в том, что здесь мы снова сталкиваемся с феноменом искажения в сновидении, которое я в предыдущей главе связал с психическими силами, которые устанавливают цензурные ограничения. Мое воспоминание о монографии про цикламен, которую я увидел в витрине, просто должно было навести меня на воспоминания о моем разговоре с коллегой, – как в сновидении о несостоявшемся званом ужине, когда вместо подруги женщине снится «копченая лососина». Остается только восполнить недостающие логические звенья в моих рассуждениях, благодаря которым образ монографии обретает связь с моим разговором с коллегой: потому что пока не прослеживается их явной взаимосвязи. В примере о несостоявшемся ужине взаимосвязь более очевидна; поскольку «копченая лососина» – это любимое блюдо подруги, то оно относится непосредственно к тем ассоциациям, которые связаны с подругой у дамы, которой снится этот сон. В последнем примере речь идет о двух впечатлениях, которые не связаны между собой, их объединяет лишь то, что они произошли в один и тот же день: утром мне попалась на глаза монография, а вечером состоялся тот разговор с другом. В ходе анализа удалось установить следующее: подобного рода связи, если они не очевидны на первый взгляд, сплетаются друг с другом ретроспективно в области содержания идей первого и второго впечатления. Я уже привлек внимание читателя к связующим элементам этого сновидения и впечатлений, которые его породили, выделяя курсивом некоторые слова в ходе анализа. Если бы у меня не возникло других ассоциаций, то мысль о цикламенах в монографии возникла бы у меня лишь в связи с тем, что это любимые цветы моей жены, и, возможно, навело бы меня на мысль о госпоже Л., которой забыли подарить букет на день рождения. Но, как говорится в «Гамлете»:

Не стоит призраку вставать из гроба,
Чтоб это нам поведать^[114].

Но вот какая штука! – выполняя анализ этого сновидения, я вдруг вспоминаю о том, что фамилия человека, нарушившего наш разговор, была Гертнер (что переводится с немецкого языка как «садовник». – Примеч. пер.) и что я отметил, какой цветущий вид у его жены; сейчас я вспоминаю, что мы обсуждали одну из моих пациенток с красивым именем Флора. Нет сомнений, что именно эти связующие звенья из области ботаники связали оба переживания в течение дня накануне сновидения, и нейтральное, и значительное. Было и еще нечто общее – кокаин, воспоминание о котором наводит меня на мысли о докторе Кенигштейне и о моей монографии по ботанике, объединяя одну идею с другой, потому что один элемент первого переживания может теперь наводить на мысли о втором.

Это объяснение может быть воспринято как произвольное или даже искусственное, и я к этому готов. Можно спросить, что бы произошло, если бы вдруг к нам не подошел профессор Гертнер со своей цветущей супругой и если бы мою пациентку звали не Флора, а Анна? Ответ прост. Если бы не было этих связующих звеньев, то сновидение нашло бы другие. Такие логические цепочки построить очень легко, как это доказывают шуточные вопросы и загадки, которые люди часто придумывают для забавы. Шутки неисчерпаемы. Или, продолжая рассуждения на эту тему: если бы между обоими впечатлениями в состоянии бодрствования не было бы достаточно связующих звеньев, то и сновидение приняло бы иную форму: другие нейтральные впечатления дня, которых всегда бывает целое множество и о которых мы всегда забываем, появились бы в сновидении вместо «монографии», соединились бы с содержанием разговора и заняли бы ее место в сновидении. Поскольку именно монография проникла в сновидение, а не что-то другое, значит, именно она больше всего подходила для установления этой логической связи. Не будем же мы, подобно Генсену Шлау – персонажу Лессинга, удивляться «что только у богатых больше всего денег»^[115].

Психологический процесс, с помощью которого, по нашему мнению, нейтральное события переплетаются с теми, которые важны с психологической точки зрения, должен казаться нам весьма странным и непонятным. Впоследствии мы постараемся разъяснить особенности этой на первый взгляд нелогичной операции (глава VI, раздел В). В данный момент нам интересен лишь результатэтого процесса, в реальности которого я убедился, проводя наблюдения и анализ сновидений. Происходящее напоминает своеобразное смещение – физиологический акцент, так сказать, – с помощью промежуточных связующих элементов, и так идеи, которые были очень слабо выражены, побеждают те идеи, которые поначалу проявлялись более интенсивно, и в последний момент они приобретают такую силу^[116], что проникают в сознание человека. Такие смещения не вызывают у нас удивления, когда речь идет о количественных изменениях аффектов или в целом моторной активности. Когда старая дева отдает свою любовь животным, когда старый холостяк становится страстным коллекционером, когда солдат проливает кровь за кусок яркой материи под названием знамя или когда Отелло приходит в ярость при виде потерянного носового платка Дездемоны, – все это примеры психического смещения, и это не вызывает у нас протеста. Но когда мы слышим о том, что именно таким образом какое-то решение пытается достичь нашего сознания или что пытается остаться вне его, – короче говоря, речь идет о том, что мы должны подумать, – и этот процесс происходит по такой же схеме и подчиняется таким же принципам, нам это отчего-то кажется патологией, и, если подобное происходит наяву, мы считаем, что чего-то не поняли. Заранее скажу, предваряя те выводы, к которым мы придем, что психический процесс, который мы выявили при смещении, которое проявляется в сновидениях, хотя не представляет собой патологического явления, но все же является отклонением от нормальной душевной деятельности, и его следует рассматривать как явление из области первичных процессов (см. далее, глава VII, раздел Е).

Итак, обстоятельство, что в сновидении в остаточном состоянии сохраняются фрагменты тривиальных событий, может объясняться тем, что во сне присутствует искажение содержания (за счет смещения); и мы можем вспомнить про сделанный нами вывод о том, что искажение в сновидениях является продуктом воздействия цензорской функции одной движущей психической силы на другую. Можно предвидеть, что анализ сновидения будет постоянно находить новые подтверждения их истинному, значимому источнику для психики из области бодрствования, хотя воспоминания человека смещены с их истинного источника на другой, нейтральный. Подобное объяснение полностью противоречит теории Роберта, и потому она становится для нас совершенно бесполезной, поскольку Роберт дает объяснения тому, чего не существует в действительности. Его точка зрения основана на ложном представлении, и он не в состоянии заменить видимое содержание сновидений их реальным значением. Против теории Роберта можно выдвинуть еще одно возражение. Если бы роль сновидений заключалась в том, чтобы освобождать нашу память от «отбросов» дневных воспоминаний с помощью особой психической деятельности, то во сне наше сознание работало бы гораздо более напряженно и испытывало бы большую психологическую нагрузку, чем в состоянии бодрствования. Поскольку наша память нуждается в защите от огромного количества различных, не существенных для нее впечатлений: целой ночи не хватит, чтобы переработать этот огромный поток. Гораздо более вероятно, что процесс забывания о несущественных впечатлениях развивается без значительного воздействия на него наших психических сил.

Тем не менее не следует поспешно отбрасывать идеи Роберта, не уделив им достаточного внимания. Мы все еще не объяснили, отчего несущественные впечатления, проникшие в сны из прожитого накануне дня, а одно даже произошедшее задолго до дня накануне сновидения, постоянно оказывают влияние на содержание сновидения. Связь между этим впечатлением и подлинным источником сновидения в области бессознательного не всегда лежит на поверхности; как мы уже убедились, их можно выявить лишь при ретроспективном анализе, рассматривая происходящее в сновидении^[117] таким образом, чтобы, так сказать, продемонстрировать выполнимость подобного смещения. Поэтому должна существовать некая сила, которая заставляет устанавливать связи именно с недавним, хотя и не существенным, нейтральным впечатлением; и такое впечатление должно обладать качествами, благодаря которым эта цель может быть достигнута. Потому что, в противном случае, мысли, возникающие в сновидении, вполне могут быть нацелены на какой-то несущественный компонент в их собственном круговороте идей.

Следующие наблюдения помогут нам внести ясность в этот вопрос. Если в течение одного и того же дня с нами происходят одно или два события, которые смогут спровоцировать сновидение, то в этом сновидении они могут слиться воедино; они непременно должны объединиться. Вот пример этому. Однажды летним днем я вошел в купе, где сидели двое моих знакомых, которые друг с другом знакомы не были. Один из них был моим выдающимся коллегой – врачом, а другой был из уважаемой семьи, с которой у меня были профессиональные отношения. Я познакомил этих уважаемых людей друг с другом, но всю дорогу они общались друг с другом, обращаясь ко мне в качестве посредника, так что мне пришлось каждую из возникавших тем разговора обсуждать дважды, сначала – с одним, а потом – с другим. Я попросил моего коллегу посодействовать одному нашему общему знакомому, который только начинал работать врачом. Мой коллега на это ответил, что он не сомневается в высоком профессионализме этого молодого врача, но из-за его простоватой внешности он не сможет добиться успеха в работе с пациентами из высших слоев общества, а я на это ответил, что как раз потому и прошу помочь ему. Повернувшись к моему другому попутчику, я осведомился о здоровье его тетушки – матери моих пациентов, – которая тогда была серьезно больна и прикована к постели. Когда наступила ночь, то, лежа в купе, я увидел во сне, что мой молодой коллега, о котором я хлопотал, сидит в роскошной гостиной в окружении лучших представителей общества, среди которых много моих знакомых, держится с непринужденностью, свойственной сильным мира сего, и произносит траурную речь на похоронах той самой дамы (которая в моем сне, как я понимаю, умерла), тетушки моего попутчика. Вот так в моем сновидении снова соединились, в одной и той же ситуации, ассоциации и впечатления минувшего дня.

Многие подобные ситуации убеждают меня, что в том, что происходит во сне, какая-то мощная сила объединяет все источники, которые послужили стимулами для возникновения этого сновидения^[118].

Теперь я перейду к рассмотрению вопроса о том, обязательно ли движущая сила формирования сновидения, которая выявляется во время анализа, должна быть связана с недавним (и существенным) событием, или она обусловлена каким-то внутренним переживанием, то есть воспоминанием о том событии, которое было важно для психической сферы спящего, – своеобразным ходом его мыслей, – и может ли она являться стимулом для этого сновидения. Мой ответ, который был получен, опираясь на данные множества проанализированных сновидений, безусловно – в пользу второго варианта. Сновидение может быть спровоцировано внутренним процессом, который, так сказать, и становится этим недавним событием, из-за того, о чем размышлял человек накануне посетившего его сновидения.

Похоже, настал подходящий момент для четкой формулировки различных условий, при которых мы вскрываем источники сновидений. Источником сновидения могут быть:

а) недавнее психологически значимое событие, которое непосредственно наблюдается в сновидении^[119] или

б) несколько недавних, значимых для спящего событий, которые во сне сливаются воедино^[120],

в) несколько недавних и значимых событий, которые представлены в содержании сновидения, когда в нем всплывает упоминание о происходящем в данный момент, но нейтральном и не существенном событии^[121] или

г) какое-то внутреннее, значимое для спящего переживание (например, воспоминание или цепь мыслей), которое тогда обязательно представлено в сновидении как образ недавних, но не существенных впечатлений^[122].

Мы вскоре убедимся в том, что при интерпретации сновидений всегда выполняется одно условие: один компонент содержания сновидения воспроизводит какое-то недавнее впечатление дня накануне сновидения. Оно может касаться или тех идей, которые сгруппированы вокруг непосредственного стимула сновидения – как его основная или не существенная часть, – или могут отсылать нас к тем незначительным впечатлениям, которые стали связаны с более или менее многочисленными идеями-связками, непосредственно сгруппированными вокруг стимула сновидения. Внешнее разнообразие условий, которые управляют сновидением, фактически просто зависит от двух вариантов развития событий: произошло смещение или нет; и следует обратить внимание на то, что эти варианты позволяют нам объяснить весь спектр различий между разными сновидениями с такой же легкостью, с которой это можно сделать на основании медицинской теории об этапах частичного или полного пробуждения клеток мозга (см. выше).

Далее мы убедимся, если будем рассматривать эти четыре условия, что значимые для психики, но не относящиеся к недавнему времени элементы (последовательность мыслей или воспоминание) при формировании сновидения могут вытесняться недавним, но психологически нейтральным элементом, но в таком случае должны соблюдаться два условия: (1) содержание сновидения должно быть связано с недавними событиями; (2) источник сновидения должен представлять собой психически ценное переживание. Лишь в случае (а) обоим условиям соответствует одно и то же впечатление. Более того, необходимо отметить, что нейтральные впечатления, которые выступают в качестве материала для сновидения, пока они соответствуют недавним событиям, теряют это свойство через несколько дней. Из этого можно сделать вывод, что свежесть впечатления придает им ту самую психическую ценность, которая необходима для формирования сновидений, которые некоторым образом соответствуют эмоционально окрашенным воспоминаниям или последовательности мыслей того, кому снится сон. В чем именно заключается ценность этих недавних впечатлений, благодаря которым они могут устанавливать связи со сновидениями и служить для них материалом, станет очевидно лишь в процессе дальнейшего обсуждения их психологических аспектов^[123].

В связи с этим обратим внимание на то, что, кроме этого, ночью все наши воспоминания и мысли выходят из-под контроля нашего сознания. Нам часто советуют не торопиться и отложить решение какого-то важного вопроса до утра, по пословице: «Утро вечера мудренее», безусловно, и это правильно. Но здесь мы уже рассуждаем о психологии сна, а не о психологии сновидений, и у нас еще много раз возникнет подобное желание^[124].

Но все эти выводы могут встретить одно серьезное возражение: если нейтральные и не существенные впечатления могут проникнуть в сновидения, только пока они связаны с недавними событиями, откуда же берутся в сновидении элементы из прошлого человека, которые в тот момент – как утверждает Штрюмпель (Strümpell, 1877) – не были для человека значимы и должны были быть давно забыты, – то есть такие фрагменты сновидения, которые и не связаны с недавними событиями, и больше не актуальны?

Можно полностью опровергнуть это возражение, если обратиться к тому, что было выявлено в результате психоанализа у пациентов, страдающих неврозами. Дело в том, что процесс смещения, во время которого психически значимый материал вытесняется материалом нейтральным (как в сновидении, так и в мышлении), в этих случаях уже состоялся в тот, предыдущий, период жизни и с тех пор зафиксировался в памяти. Те элементы, которые вначале не имели значения, теперь его обретают, с того момента, как возрастает ценность (за счет процесса смещения) психологически значимого материала. В сновидении не сохраняется ничего такого, что не имело бы на самом деленикакой ценности.

Из всего этого читатель может справедливо сделать вывод, что я утверждаю следующее: не бывает незначимых источников сновидения, а следовательно, и «невинных» сновидений тоже не бывает. Это и есть, в прямом и самом категоричном смысле, мое мнение на этот счет, но это не касается детских сновидений и, возможно, того, что снится человеку под воздействием кратких реакций на какие-то ощущения в его теле, которые он ощущает ночью. Кроме того, все, что снится человеку, либо обладает очевидной психической ценностью, либо подвергается искажению и становится доступным пониманию лишь в результате психоанализа, в котором выявляется его значение. В сновидениях пустяков не бывает; мы не позволяем незначительным мелочам тревожить наш сон^[125]. Сновидения, которые на первый взгляд кажутся невинными, производят прямо противоположное впечатление после их толкования; это «волки в овечьей шкуре». Поскольку и это мнение может вызвать возражения и поскольку я рад возможности проиллюстрировать на примере, как происходит искажение в сновидении, я познакомлю вас с анализом нескольких таких, на первый взгляд «невинных» сновидений.

Благоразумная и воспитанная молодая дама, сдержанная и не склонная к экзальтации, рассказывает вот про какой сон: «Мне снится, что я прихожу на базар слишком поздно и потому у мясника, у женщины, торгующей овощами, все уже распродано». Конечно, это сновидение кажется невинным, но все не так просто, поэтому я прошу рассказать о нем подробнее. Тогда она рассказывает мне вот что. Она идет на базар со своей кухаркой, которая несет корзину для покупок. Она что-то хочет купить у мясника, который говорит ей: «Я все распродал» и хочет дать ей что-то другое, замечая: «Это тоже хорошее». Она отказывается и идет к продавщице, торгующей овощами. Та предлагает ей какие-то странные овощи черного цвета, связанные в пучки. Дама говорит: «Я не знаю, что это, я это не возьму».

Связь сновидения с дневными переживаниями очевидна. Она и правда пошла на базар очень поздно, и все было распродано. Мясная лавка была уже закрыта, так говорят. Тут мне вспомнился один оборот речи, который – или, вернее говоря, противоположность которого – употребляется, чтобы указать на неприличную неопрятность определенного сорта в одежде мужчины^[126]. Но эта дама подобных слов не произносила, возможно, она старалась их не использовать. Проведем толкование деталей этого сновидения.

Прямая речь в сновидении, то есть когда кто-то что-то говорит или слышит, а не просто думает (а одно в большинстве случаев можно с уверенностью отличить от другого), обусловлено тем, что произносится вслух в состоянии бодрствования, – хотя, конечно, используется как сырой материал для сновидения, разбивается на части и слегка видоизменяется и, что особенно важно, отрывается от исходного контекста^[127]. Можно продолжать толкование сновидения, начиная с таких разговоров. Отчего мясник сказал: «Я все распродал»? Это я сам подсказал такую мысль. Несколько дней назад я объяснил этой даме, что самых ранних детских переживаний как таковых больше не существует, но в анализе вместо них появляются «переносы» и сновидения^[128]. Следовательно, это у меня, как у мясника, чего-то не было и она отвергает перенос в свое настоящее своего старого привычного мышления и прежних чувств. Откуда в сновидении ее слова: «Я не знаю, что это, я это не возьму». Для проведения анализа эту фразу нужно разбить на несколько частей. «Я не знаю, что это», – сказала она сама за день до этого сновидения своей кухарке, с которой она спорила, и тогда же она прибавила: «Ведите себя прилично!» Здесь явно присутствует смещение. Из двух предложений, которые она произнесла в разговоре со своей кухаркой, в сновидении она воспроизвела то из них, которое не имеет никакого значения; а подавленное предложение «Ведите себя прилично» согласуется с остальным содержанием сновидения. Так можно было бы сказать каждому, кто требует чего-то неприличного и кто «забывает закрыть свою мясную лавку». Созвучность с намеками, содержащимися в приключении с продавщицей овощей, указывает на то, что мы действительно напали на верный след в толковании. Овощ, который в ее сновидении продавался в пучках (продолговатый, как она сказала), представляет собой нечто другое: это может быть и спаржа, и черная редька (Rettig), образы которых, объединенные в сновидении, совпали. Элемент «спаржа» (Spargel) настолько понятен, что я не считаю нужным толковать его, но и другой овощ – в виде возгласа: «Schwarzer Rettdich» [черная редька] может напомнить возглас «Schwarzer, rett dich!» (Черный! Беги!)^[129]. И он указывает, как мне кажется, на сексуальный подтекст, о котором мы подозревали с самого начала, когда применили к рассказу о сновидении грубую фразу про закрытую мясную лавку. В данный момент нас не интересует смысл этого сновидения полностью; нам достаточно того, что оно остроумно и отнюдь не невинно^[130].

Вот другое невинное сновидение, которое посетило эту пациентку, в некотором смысле полностью противоположное первому. Муж спрашивает у нее: «Не пора ли настроить фортепиано?» Она отвечает: «Незачем, надо сначала отремонтировать молоточки».

Это сновидение тоже связано с событиями дня накануне. Муж действительно задавал ей такой вопрос, и она ему примерно так и ответила. Но почему ей это приснилось? Она рассказала мне, что это фортепиано – мерзкий старый ящик, который издает гадкие звуки, что оно было у мужа еще до того, как они поженились^[131], и т. д. Но ключевая фраза – «Незачем». Эти слова связаны с ее вчерашней встречей с подругой. Там ее попросили снять пальто, но она отказалась: «Благодарю вас, незачем, я только на минутку». И я вспомнил, что, когда она рассказывала мне об этом вчера во время психоаналитического сеанса, то вдруг неожиданно схватилась за пальто, у которого расстегнулась пуговица; словно хотела сказать: «Пожалуйста, не смотрите, незачем». И вот уже ящик (Kasten) превращается в грудную клетку (Brustkasten), и толкование сновидения приводит нас в прошлое, к ее вступлению в пубертатный возраст, когда она была недовольна своим телом. Мы навряд ли можем сомневаться в том, что оно ведет нас еще к более ранним дням ее жизни, если мы обратим внимание на элементы «мерзкий» и «гадкие звуки» и вспомним о том, как часто, в двусмысленных выражениях и в снах, упоминают о маленьких округлостях женского тела вместо больших округлостей.

III

Отвлечемся от сновидений этой пациентки и обратимся к небольшому невинному сновидению одного молодого человека. Ему приснилось, что он снова надевает свое зимнее пальто, и это ужасно. Это сновидение посетило его в связи с тем, что вдруг ударил мороз. Но при более пристальном рассмотрении этого сновидения мы замечаем, что обе части его не совсем соответствуют друг другу. Что такого «ужасного» в том, что человек зимой надевает теплое пальто? Более того, это сновидение перестает казаться таким невинным при первой же ассоциации, которая возникла у пациента во время психоанализа. Накануне одна дама откровенно рассказала ему, что ее последний ребенок появился на свет оттого, что порвался презерватив. Здесь он смог восстановить логику своих мыслей. Тонкий презерватив был опасен, а толстый – плох. Презерватив, что логично, напоминает пальто, его тоже надевают. Неприятность, про которую ему рассказала эта дама, для него, неженатого мужчины, действительно была бы «ужасным» событием.

А теперь давайте вернемся к нашей знакомой даме, которой снятся невинные сны.

Она ставит свечу в подсвечник, но та ломается и как следует установить ее не получается. Одноклассницы дразнят ее, что она криворукая, но учительница говорит, что она не виновата.

Вот снова повод связать сон и реальное происшествие. Она действительно вставляла вчера в подсвечник свечу, но эта свеча не поломалась. Символика этого сна лежит на поверхности. Свеча – это предмет, который может вызвать возбуждение женских половых органов; если она сломана и не держится хорошо, то это символизирует, что муж – импотент («она не виновата»). Но откуда этой хорошо воспитанной, утонченной молодой даме может прийти в голову, что свечу можно использовать в таком качестве? Она случайно объяснила, откуда. Когда она каталась на лодке по Рейну, мимо проплывала другая, в которой сидели студенты и распевали во все горло непристойную песню:

Когда шведская королева,
За закрытыми ставнями… та-та-там…
Аполлоновой свечой…

Последнего слова она не расслышала или не поняла и попросила мужа объяснить, что это за слово. Эта песня заменилась в сновидении невинным воспоминанием о поручении, которое она так неловко выполнила однажды в пансионе; ставни в тот день как раз были закрыты. Связь темы онанизма с импотенцией достаточно ясна. «Аполлон»^[132] в скрытом содержании сновидения связывает это сновидение с прежним сновидением, в котором была речь о девственной Палладе. Сновидение получается совсем не невинное.

Чтобы не делать слишком поспешных выводов о том, как именно сны связаны с реальной жизнью человека, я приведу здесь в пример еще одно сновидение этой пациентки, которое тоже поначалу кажется невинным. Мне снилось, – рассказывает она, – что я положила в сундук так много книг, что он не закрывается, и мне приснилось именно то, что произошло в действительности. Здесь пациентка сама обращает внимание на совпадение сновидения с реальной жизнью. Все подобные суждения о сновидении и относящиеся к ним комментарии, хотя и обусловлены тем, что происходило в состоянии бодрствования, обязательно встраиваются в латентное, на первый взгляд не доступное пониманию содержание сновидения. Итак, нам говорят, что человеку приснилось именно то, что произошло с ним накануне. Подробные объяснения о том, как я додумался до этого, заняли бы у нас слишком много времени, но мне пришло в голову при толковании этого сновидения кое-что из английского языка. Скажем так, здесь снова идет речь о маленьком ящике (см. описание сновидения о мертвом ребенке в коробке выше), который так забит содержимым, что туда больше ничего не входит. Ничего такого страшного на этот раз.

Во всех этих, так сказать, «невинных» сновидениях цензуре подвергается именно их сексуальный компонент. Это чрезвычайно важный вопрос, который мы пока обсуждать не будем.

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 191; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!